Ужасный заговор Катилины
Все древнеримские историки, освещавшие события I в. до н.э., упоминают о так называемом «заговоре Катилины» (66-62 гг. до н.э.), который был настолько ужасен, что рассказывают о нём с гневным возмущением и порицанием, но как-то уж очень кратенько.
Единственный римский историк, рассказывающий об этих событиях во всех подробностях – Гай Саллюстий Крисп, написавший монографию «О заговоре Катилины».
Когда читаешь повествование Гая Саллюстия Криспа, прямо-таки чувствуешь, как дрожал его стилус в благородном негодовании: «поведаю о заговоре Катилины; ведь это злодеяние сам я считаю наиболее памятным из всех по беспримерности преступления и его опасности для государства».
Что же там было столь беспримерного и опасного?
Как сообщает Саллюстий, Луций Катилина (108-62 гг. до н.э.) был «человек знатного происхождения, отличался большой силой духа, но злым и дурным нравом. С юных лет ему были по сердцу междоусобные войны, убийства, грабежи, гражданские смуты, и в них он и провел свои юные годы».
Отметим, во-первых, что перед нами портрет типичного древнего римлянина той эпохи, который не сильно любил трудиться, но считал благородным и единственно достойным свободного человека занятием «войны, убийства и грабежи».
Основным направлением деятельности древнеримского государства были захватнические войны с соседями, убийства и грабежи покорённых народов. Только благодаря ни на год не прекращавшимся войнам, в ходе которых происходили убийства и грабежи покорённого населения, Древний Рим из маленького города-государства превратился в огромную империю, захватившую почти всю Европу и значительную часть Северной Африки и Западной Азии.
Во-вторых, вся история Древнего Рима во II-I вв. до н.э. представляет собой сплошные «междоусобные войны» и «гражданские смуты», которые начались за десятки лет до рождения Луция Катилины, и закончились через десятки лет после его смерти.
Этот период римской истории античный историк Аппиан назвал «Гражданские войны», о чём и написал книгу с соответствующим названием.
Итак, Луций Катилина был типичным человеком своего времени, занимавшимся теми же самыми делами, которыми занимались все остальные его соотечественники. Причём Катилина занимался убийствами и грабежами (если действительно занимался) в значительно более скромных масштабах, чем другие древнеримские деятели.
Например, во II в. до н.э. пропретор в Испании Сервий Гальба перебил тридцать тысяч местных жителей – лузитанцев, из-за чего началось народное восстание, известное как Вириатова война (150 – 140 гг. до н.э).
А знаменитый государственный деятель Гай Юлий Цезарь в первое своё консульство (59 г. до н.э.) похитил из Капитолийского храма три тысячи фунтов золота, положив вместо него столько же позолоченной меди.
Об этих фактах сообщает древнеримский историк Гай Светоний Транквилл в книге «Жизнь двенадцати цезарей». Зато Саллюстий, обвиняя Катилину в совершении грабежей и убийств, ни одного конкретного факта не приводит.
Как далее пишет Салюстий про Катилину, «после единовластия Луция Суллы его охватило желание встать во главе государства».
Такое желание охватывает очень многих людей, и некоторым это даже удаётся. И вот почему-то неудавшееся желание Катилины «встать во главе государства» Саллюстия страшно возмущает, а точно такое же желание, охватившее, например, Луция Корнелия Суллу, Гая Мария или Юлия Цезаря, да к тому же ещё и осуществившееся, он «злодеянием» не считает. Получается, что одним стремиться к власти можно, а другим – нельзя.
Саллюстий характеризует Катилину как человека, у которого была «мерзкая душа, враждебная богам и людям», и в доказательство гнусности Катилины как личности упоминает о том, что он водил дружбу с преступниками, старался завязывать дружеские связи с молодыми людьми, которым «в соответствии с наклонностями каждого, в зависимости от его возраста Катилина одному предоставлял развратных женщин и юношей, другому покупал собак и лошадей, словом, не жалел денег и не знал меры, чтобы сделать их обязанными и преданными ему».
Кроме того, как пишет Саллюстий, «юношей, которых Катилина, как мы уже говорили, к себе привлек, он многими способами обучал преступлениям. Из их числа он поставлял лжесвидетелей и подделывателей завещаний… Если в настоящее время возможности совершать преступления не было, он все же подстерегал и убивал людей, ни в чем не виновных».
Эти обвинения, если объективно анализировать все обстоятельства дела – позднейшая пропагандистская выдумка, так как, если Катилина действительно «поставлял лжесвидетелей и подделывателей завещаний», а тем более «подстерегал и убивал людей», и об этом знали, то почему же его за это не судили?
О «заговоре Катилины» сенаторам было известно на протяжении целых четырёх (!) лет подряд, но они почему-то не воспользовались таким удобным предлогом, чтобы избавиться от конкурента и врага государства – приговорить его за убийства людей к смертной казни, сбросить с Тарпейской скалы, или казнить другим способом, и дело с концом. Но ничего подобного сделано не было.
Бездействие сенаторов можно объяснить только тем, что Катилина ничего такого преступного в действительности не совершал, потому и прикопаться было не к чему, а все «гнусности» были придуманы уже позднее, после его смерти.
Даже тогда, когда Катилину снимали с консульских выборов, обвиняя в «лихоимстве», это обвинение так и не подтвердилось, и его за это не осудили.
Про некоторые обвинения в адрес Катилины Гай Саллюстий Крисп даже был вынужден честно признать, что они являются ложными, например: «Кое-кто, знаю я, даже думал, что юноши, посещавшие дом Катилины, бесчестно торговали своим целомудрием; но молва эта была основана не столько на кем-то собранных сведениях, сколько на чем-то другом».
Зачем же тогда понадобились столь же необоснованные обвинения в убийствах и прочих преступлениях?
Наверно потому, что раз уж Саллюстий утверждает, что у Катилины была «мерзкая душа, враждебная богам и людям», надо было этот тезис хоть чем-то проиллюстрировать, вот и пришлось приплести какие-то недоказанные слухи об убийствах, лжесвидетельствах и подделке завещаний.
А юноши, «торговавшие своим целомудрием», были в Древнем Риме не столь уж редким явлением, если не сказать – явлением массовым: из 12 первых римских императоров 11 оказались гомосексуалистами, и все эти люди, возглавлявшие древнеримское государство, когда-то были юношами. Поэтому, как доказательство «гнусности и мерзости», данное обвинение не подходило – ничего такого необычного в этом не было.
Со временем Катилина решил баллотироваться на должность консула, на что он имел полное право, как римский гражданин. Однако, зная популярность Катилины среди значительной части римского населения, сенаторы лишили Катилину права добиваться консулата, обвинив его в «лихоимстве». Обвинение так и не подтвердилось, и Катилину за это не судили, но до выборов всё равно не допустили – то есть, незаконно отстранили от участия в выборах под надуманным предлогом.
Тогда, согласно Саллюстию, и созрел злодейский заговор: Катилина и его друзья Публий Автроний и Гней Писон решили убить новоизбранных консулов Луция Котту и Луция Торквата, а затем «послать Писона во главе войска, чтобы он занял обе Испании» (Испания состояла из двух римских провинций – Ближней Испании и Дальней Испании).
Цель выглядит довольно странной, ибо, во-первых, консулов так и не убили, а во-вторых, Сенат при живых консулах отправил Писона в Ближнюю Испанию и без всякого заговора: «Сенат, однако, весьма охотно предоставил Писону эту провинцию, так как хотел, чтобы этот мерзкий человек находился вдали от дел государства, а также потому, что очень многие честные люди видели в нем опору, а могущество Гнея Писона уже тогда внушало страх».
Оцените красоту слога – «мерзкий человек», в котором «честные люди видели опору»! Так может быть, Гней Писон всё-таки не был «мерзким человеком»? И почему честные люди видели опору именно в нём, а не в римском Сенате?
И вот стоило Писону прибыть в Испанию, как его тут же убили! При этом официальная версия, что Писона убили какие-то «испанские всадники», вызывает сомнения даже у самого Саллюстия – «до сего времени испанцы никогда не совершали такого преступления, а между тем они в прошлом испытали жестокое господство многих наместников. Мы оставим этот вопрос открытым».
Таким образом, если говорить объективно, тут скорее был не заговор Катилины, а заговор Сената против лидеров оппозиции – Луция Катилины и Гнея Писона: одного незаконно снимают с выборов, а другого отсылают в провинцию и там убивают.
Сенатская олигархия боялась потерять власть, ибо честные люди, как признаёт сам же Саллюстий, видели опору не в Сенате, а в противниках Сената, таких, как Луций Катилина и Гней Писон, поэтому сенаторы устраняли политических конкурентов недопущением до выборов и даже убийствами.
После всего этого Катилина собрал своих сторонников и обратился к ним с речью, в которой, как пишет Саллюстий, он сказал: «Кучка могущественных людей целиком захватила власть в государстве… мы, все остальные, деятельные, честные, знатные и незнатные, были чернью, лишенной влияния... Доколе же будете вы терпеть это, о храбрейшие мужи?».
И ведь совершенно прав был Катилина – действительно, кучка могущественных людей (сенаторов) захватила власть в древнеримском государстве, а тех, кто выступал за политическую конкуренцию и сменяемость власти, либо отстраняли от выборов, либо попросту убивали!
Затем Катилина, если верить Саллюстию, посулил своим сторонникам, в случае победы, отмену долгов, должности, возможность грабить, и т.д., одним словом, всё то, что имела в Древнем Риме того времени партия, находившаяся у власти, и чего не было у других.
Как рассказывает Саллюстий, «в те времена говорили, что Катилина, после своей речи заставив своих сообщников присягнуть в верности его преступным замыслам, обнес их чашами с человеческой кровью, смешанной с вином», но тут же уточняет, что «это и многое другое придумано».
Как видим, даже такого ненавистника Катилины, как Саллюстий, столь бредовый «чёрный пиар» в виде обвинения в питье вина с человеческой кровью, приводит в некоторое смущение из-за явных передёргиваний и желания сенаторов представить Катилину как некоего гротескного злодея из страшных легенд о вампирах.
Однако заговор стал достоянием гласности. Среди заговорщиков был Квинт Курий, который «состоял в любовной связи с Фульвией, знатной женщиной. Он не всегда был ей по сердцу, так как, лишенный средств, не мог делать ей подарки, но, неожиданно … стал вести себя наглее обычного».
Любительнице подарков Фульвии этот наглый, но бедный любовник надоел, и «она рассказала многим о заговоре Катилины».
Но заговорщика почему-то никто не трогает, его заговорщическим замыслам никто не мешает, и это наталкивает на подозрение: либо сенаторы не считали Катилину в то время опасным для государства человеком (в отличие от Писона, которого убили), либо никакого заговора вообще не было, и его приписали Катилине задним числом, а в реальности Катилина был не заговорщиком, а лидером оппозиции.
Тем временем консулами были избраны Марк Туллий Цицерон и Гай Антоний, а Луций Катилина, по словам Саллюстия, «собирал оружие», «завербовал множество разных людей, а также и нескольких женщин, которые вначале могли давать огромные средства, торгуя собой; впоследствии, когда с годами уменьшились их доходы, но не их роскошь, они наделали больших долгов».
Среди заговорщиц была и знатная дама по имени Семпрония. «Ввиду своего происхождения и внешности, как и благодаря своему мужу и детям, эта женщина была достаточно вознесена судьбой; знала греческую и латинскую литературу, играла на кифаре и плясала изящнее, чем подобает приличной женщине; она знала еще многое из того, что связано с распущенностью. Ей всегда было дорого все, что угодно, но только не пристойность и стыдливость… Ее сжигала такая похоть, что она искала встречи с мужчинами чаще, чем они с ней… Однако умом она отличалась тонким: умела сочинять стихи, шутить, говорить то скромно, то нежно, то лукаво; словом, в ней было много остроумия и привлекательности».
На следующий год Катилина снова выдвинулся кандидатом в консулы, и на этот раз сенаторы не смогли снять его с выборов, но им повезло, и Катилина не набрал достаточно голосов.
Или, может быть, посчитали как надо? Помните крылатое выражение товарища Сталина: «Я считаю, что совершенно неважно, кто и как будет в партии голосовать; но вот что чрезвычайно важно, это – кто и как будет считать голоса»? Неправильный подсчёт голосов – это хроническая болезнь демократии, возможно, даже неизлечимая.
Незадолго до этого упомянутая Фульвия по договорённости с Цицероном завербовала своего вышеупомянутого бедного поклонника Квинта Курия (видимо, согласилась ему отдаваться и без подарков), и тот регулярно информировал консула Цицерона обо всех делах Катилины, но заговорщиков почему-то по-прежнему не трогали, даже после того, как Курий сообщил о планах Катилины и одного из заговорщиков, Гнея Корнелия, убить Цицерона.
В это время некий Манлий, которого считали сообщником Катилины, и который собрал собственное войско, стоявшее военным лагерем в Галлии (вблизи Массилии – нынешнего французского Марселя), стал возмущать народ в Этрурии, подстрекая к восстанию.
Тогда Катилину привлекли к суду на основании Плавциева закона, принятого против тех, кто с оружием в руках нарушает покой государства (опять же, заметим, в убийствах, лжесвидетельстве и подделке завещаний его юридически так и не обвинили, так что приписывание Катилине этих грехов является позднейшим пропагандистским ходом Сената).
Катилина не стал прятаться, и явился в Сенат, чтобы опровергнуть выдвигавшиеся против него обвинения. Но сенаторы не дали ему говорить, стали кричать на него, оскорблять, обзывая «врагом» и «паррицидой» («паррицида» – это отцеубийца, убийца близкого родственника, тягчайшее оскорбление по древнеримским понятиям).
Катилина был взбешён, и, как пишет Саллюстий, заявил: «Так как недруги, окружив, преследуют меня и хотят столкнуть в пропасть, то пожар, грозящий мне, я потушу под развалинами».
После этого Катилина, никем не задержанный, покинул Сенат, и «поздней ночью в сопровождении нескольких человек выехал в лагерь Манлия».
Кроме того, Саллюстий упоминает, что именно Манлий «впоследствии был зачинщиком войны».
Судя по всем приведённым обстоятельствам, Катилина не был реальным заговорщиком, и до последнего момента пытался прийти к власти путём законных демократических процедур, и только тогда, когда он убедился, что настоящей демократии в Риме нет, а выборы – фикция, присоединился к реальному заговорщику – Манлию.
Сенат после этого объявил Манлия и Катилину врагами, постановил провести набор войска, а консулу Антонию приказал выступить с войском против Катилины и Манлия. В самом Риме оставалась группа заговорщиков во главе Лентулом, но их вскоре казнили.
Войско Антония и войско Катилины и Манлия сразились в Галлии. В ходе боя Манлий, Катилина и большинство их сторонников были убиты.
Как пишет Саллюстий, «Катилина, помня о своем происхождении, бросается в самую гущу врагов, и там в схватке его закалывают», «только тогда, когда битва завершилась, можно было увидеть, как велики были отвага и мужество в войске Катилины. Ибо чуть ли не каждый, испустив дух, лежал на том же месте, какое он занял в сражении» (то есть, никто не убежал с поля боя и не отступил ни на шаг).
Так завершились те события, которые вошли в римскую историю как «заговор Катилины».
А теперь немного информации для сопоставления:
Юлий Цезарь стал римским диктатором, развязав в 49 г. до н.э. гражданскую войну, и свергнув законную власть. Его объявили Божественным.
Римские полководцы Гай Марий и Цинна в 87 г. до н.э. взяли Рим штурмом и свергли законную власть. Перепуганные римляне под страхом смерти избрали их консулами.
Однако и после этого Марий и Цинна продолжали бесчинствовать: охранники Гая Мария убивали людей по условному сигналу – если Марий с кем-то не поздоровался, не ответил на чьё-то приветствие, этого человека тут же валили наземь и пронзали мечами, а затем в Риме началась настоящая охота на людей – охранники Мария отлавливали по всему городу всех, кого он подозревал в недоброжелательном к себе отношении, и убивали.
В 82 г. до н.э. римский полководец Сулла захватил Рим, свергнув правивших в то время консулов, и произнёс речь перед сенаторами в храме Беллоны, при этом во время речи воины Суллы зарезали шесть тысяч человек – так, чтобы сенаторы слышали их предсмертные крики, после чего перепуганные сенаторы избрали Суллу диктатором.
После этого, как пишет античный историк Плутарх, «Сулла занялся убийствами, кровавым делам в городе не было ни числа, ни предела».
Затем, в 82-79 гг. до н.э., Сулла ввёл так называемые «проскрипционные списки», куда заносили всех не понравившихся ему или его приближённым людей, и кроме Рима, проскрипционные списки составлялись во всех городах Италии. Людей, занесённых в эти списки, мог безнаказанно убить любой желающий, при этом имущество убитого переходило в собственность убийцы.
Согласно Плутарху, «мужей резали на глазах жен, детей – на глазах матерей. Павших жертвою гнева и вражды было ничтожно мало по сравнению с теми, кто был убит из-за денег, да и сами каратели, случалось, признавались, что такого-то погубил его большой дом, другого сад, а иного – теплые воды».
После смерти Сулле поставили памятник на Марсовом поле.
Итак, сравните то, что делали Цезарь, Марий, Цинна и Сулла, с тем, что делал Катилина – если эти деятели захватили власть реально, взяв силой Рим и свергнув существующую власть, то Катилину не допускали до выборов, убивали его друзей, наконец, оскорблениями и придирками заставили покинуть город и присоединиться к Манлию, который был реальным заговорщиком. Катилина же выглядит просто как человек, имевший много друзей и стронников, но не делавший ничего конкретно угрожавшего государству.
Сравните также то, что делали Марий, Цинна и Сулла во время и после захвата власти, и то, что делал Катилина после начала реальной борьбы с Сенатом – если Марий, Цинна и Сулла устроили массовый террор против своих сограждан, то Катилина геройски погиб в честном бою, не причинив смерти ни одному мирному жителю, не участвовавшему в сражении.
Знал ли Саллюстий о деяниях Мария, Цинны, Суллы и Цезаря? Судя по датам его жизни (86-35 гг. до н.э.), он просто не мог про это не знать. Про Суллу он в своём произведении несколько раз упоминает.
Тогда почему же он называет мифический заговор Катилины «наиболее памятным из всех по беспримерности преступления», хотя совершенно очевидно, что это не так?
Чем вызваны такие двойные стандарты, когда настоящие убийцы и садисты, реально пришедшие к власти, и затерроризировавшие собственных сограждан, считаются меньшим злом по сравнению с человеком, который власти не получил, и ничего не сделал во вред римскому народу?
Ответ на этот вопрос даёт очень важный отрывок из книги Гая Саллюстия Криспа «О заговоре Катилины»:
«Несмотря на два постановления Сената, ни один из множества сообщников [за исключением упоминавшегося Квинта Курия] не выдал заговора, соблазнившись наградой, и ни один не покинул лагерь Катилины».
«Те, у кого вследствие победы Суллы подверглись проскрипциям родители, было разграблено имущество, ограничены гражданские права, ожидали исхода борьбы точно с такими же чаяниями».
«Вообще весь простой народ в своем стремлении к переменам одобрял намерения Катилины. Именно они, мне кажется, и соответствовали его нравам. Ведь в государстве те, у кого ничего нет, всегда завидуют состоятельным людям, превозносят дурных, ненавидят старый порядок, жаждут нового, недовольные своим положением, добиваются общей перемены, без забот кормятся волнениями и мятежами, так как нищета легко переносится, когда терять нечего. Но у римского плебса было много оснований поступать так отчаянно».
Таким образом, «гнусный заговор Катилины» поддерживался обнищавшим римским народом – плебсом, и соответствовал интересам простого народа, которому из-за нищеты было просто «терять нечего». Именно всенародная поддержка и вызвала такую ненависть правящей элиты Древнего Рима к этому человеку.
Ведь прошло всего около десятка лет после восстания Спартака (73-71 гг. до н.э.), а Катилина мог в перспективе устроить такое же восстание, только с участием не рабов, а свободных римлян.
Да и рабы к этому восстанию тоже могли присоединиться – как мельком упоминает Саллюстий, «Катилина считал возможным поднять городских рабов».
Таким образом, если во время восстания Спартака свободные римляне восставших рабов не поддерживали, то теперь появился такой общенародный лидер (Луций Катилина), которого могли поддержать и рабы, и свободные. Восстание Спартака после этого показалось бы детской игрой, и сенатско-олигархический строй в Древнем Риме был бы уничтожен.
Поэтому Сенату пришлось не только убить «заговорщика» и его сторонников, но и начать идеологическую обработку римлян, представив Катилину настолько гнусным злодеем, чтобы даже мысли не возникало последовать его идеям и повторить им задуманное. Для этого и придумали пропагандистские байки про человека «с мерзкой душой, враждебной богам и людям».